мистическом уровне не позволяющий до конца выдворить его из себя, начать, в конце концов, улыбаться не только ученикам на тренировках.

Когда автомобиль останавливается, я вижу небольшой ресторан. Довольно уютный, много зелени, терраса. Забираю клатч с сидения, а водитель тут как тут открывает мою дверь. Он же выходит одновременно со мной, и равняется в тот момент, когда я топчусь на месте, поправляя платье. Между нами буквально пол шага, и это отдается теми ощущениями, которые я бы хотела забыть.

— Наш стол самый дальний. — хрипит он, указывая на вход.

Киваю и делаю шаг вперед. Хостес встречает, уже осведомленная о том, кто перед ней, и я не имею в виду себя. Широко светит белоснежными зубами, что вызывает у меня усмешку.

Женщины все также реагируют на него, и это неудивительно. Сама ведь тоже тогда повелась.

Нас провожают, и официант тут же раскладывает меню. Мы в отдаленном уголке, окутанном витиеватой зеленью то ли искусственных деревьев, то ли живых. На столе горят свечи, навевая по романтически интимную обстановку. Когда я открываю меню, одна из них гаснет. Это заставляет меня печально улыбнуться.

— Что такое? — тут же подает голос моя компания.

— Ничего. — отрывая взгляд от перечня блюд, отвечаю: — Свеча погасла.

Он переводит глаза на свечку и, или я хочу в это верить или мне кажется, он понимает значение моих слов.

— На самом деле, мы ведь не ужинать сюда пришли…

Не хочу делать вид, что мы, как старые приятели под аккомпанемент столовых приборов будем разводить беседу. Которая, к слову, не является приятной для нас обоих.

— Нет, но мы можем совместить.

— Хорошо, тогда я начну… — не реагирую на фразу: — Я не хочу говорить о том, как произошло то, что произошло. Но… хочу узнать, по какой причине твой друг считает, что я мешаю?

Бью в лоб важным вопросом, чтобы, ни дай Бог, русло разговора не ушло в ту сторону, которую я не готова с ним начистоту обсуждать. Ризанов вопросительно приподнимает бровь и тут же щурит глаза.

Наконец мне удалось отвлечь его от этого чертового меню.

Невовремя нарисовывается официант с обворожительной улыбкой и вопросами о заказе. Я не успела, поэтому молчу, да и в принципе, я не голодна.

— Два стейка, один средней прожарки, второй полной. Гарниром овощи на гриле. Бокал белого сухого вина, что-то из Испании, и односолодовый виски со льдом.

Надо же…помнит.

— Не стоило. — выдаю после того, как официант уходит.

Артур смотрит прямо в глаза нечитаемым взглядом.

— Будем считать, что этот ужин…

— Станет последним в этой истории. — завершаю за него фразу.

Даже думать не хочу, что он хотел сказать.

Он слегка приподнимает уголок губ и кивает. Внутри потряхивает, хотя нет причин переживать и чувствовать тревожность. Но этот мужчина никогда не оставлял меня равнодушной.

Сначала любовь, потом боль, следом ненависть, а теперь… теперь желание поставить точку.

— Я тебя слушаю. — добавляю после паузы.

— Для меня новость, что вы общаетесь.

Его ответ вызывает смех.

— Общаемся? Ты серьезно? — хочется добавить в своем ли он уме.

— Насколько я осведомлен…последний ваш разговор был пять лет назад, не считая той встречи в ресторане. — изумленно смотрю на него.

— Подожди, то есть ты не в курсе, что он звонил мне? — замешательство не удается скрыть.

— Вероника… — он даже тон меняет: — Смысл мне сейчас врать?

Снова официант затыкает мне рот, поэтому приходится закрыть его обратно и тихо сопеть. Артур не смотрит на меня, а наблюдает за расстановкой блюд.

— Вино для дамы. — озвучивает работник ресторана.

А мне хочется шиком его прогнать.

— Оставьте.

Нервно говорю не пробуя напиток и ожидая, когда он, наконец, уйдет.

— Почему нервничаешь? — тут же подает голос мой собеседник.

Вот ведь видит…думает, что знает меня.

— Потому что не понимаю. Я думала, что это ваша…ну, что-то вроде предупреждения.

Он облокачивается локтями на стол, а в глазах я вижу вспышку, кажется разозлилась не только я.

— Ника. — как будто зов из прошлого: — Я бы озвучил это лично тебе, если бы этого хотел. — звучит решительно, с акцентами и металлическими нотами в голосе.

— Я не знаю, Артур, как бы ты поступил. — поджимаю губы, не скрывая секундную горечь.

Он прикрывает глаза, и явно сводит челюсть, а я не могу сообразить это реакция на мои слова или нечто иное.

— Оказалось, что и я не знал на что ты способна… — говорит не смягчая тона в то время как его глаза словно ищут ответ.

— В каком смысле?

— Ты ведь первая поступила так, что…

— И как же я поступила?! — прищуриваюсь с нарастающим раздражением.

— Ты сейчас издеваешься? — вздергивает бровь: — Пять лет назад на вечеринке у Абрамова… — делает глубокий вдох и скрипит зубами: — В его спальне ты трахалась не пойми с кем…за пять месяцев до нашей свадьбы…

Глава 18

Артур

Нервы на пределе.

С виду собран, как и всегда, но внутри разворачивается цунами.

Может быть боюсь, что мои запоздалые догадки о том, что этого не было, правда? А может быть уже начинаю разгонять ярость от того, что она сейчас подтвердит.

Блядь!

Пути два…только по обоим конечная точка никогда не станет тем концом, что мы должны были отыграть в той жизни.

Сейчас сидя напротив, зная, что дома ждет та семья, которую я не просил… Ощущая, что мы далеки, как Сатурн и Юпитер, единственное чего я хочу, продлить эту минуту. Как будто только тот факт, что она рядом, что она, сука, существует на моем радаре, немного ослабляет собственную удавку.

Напоминает статую с шоковым выражением лица. И это, мать его, напрягает так, как ни одна сделка в моей жизни. Чувствую себя последним идиотом, и прекрасно осознаю, что виноват перед ней не меньше, но черт возьми. Говорить ли ей, объяснять…что она увидела пять лет назад только из-за того, что был разбит… Максимализм и человеческая глупость возымели верх над разумом, потому что те чувства, которые к ней испытывал не поддаются сравнению ни с чем.

Она ведь даже не представляет, что значила для меня.

Да если бы у меня была возможность приклеить ее к себе, я бы, черт возьми, приклеил!

Она была… моим спасением из фальшивого мира, питала своей теплотой и чистой душой.

Твою мать, она была всем!

А в тот вечер, увидев видео, управляли эмоции, отказали тормоза. В один миг, все почернело. Не было мыслей, не было ничего, кроме одного и того же кадра, что прокручивался перед